Глава шестая. Перелом.
Дни проходили за днями. Минул срок, который Хонсу назначил не то самому
себе, не то Скорпиону, но Врата оставались пусты. Каждый час сияющий ветер
невообразимых пространств мог принести воинов Зару; на долю Хонсу
приходилось лишь бесконечное ожидание, измотавшее его нервы.
Он стал гневлив и резок, его раздражала любая мелочь. Лицо
разъяренного Хонсу становилось совершенно неподвижным: маска Смерти, в
глазницах которой стояла вековечная тьма… теперь его боялись не только за
стенами пирамиды. Хонсу злился еще и потому, что медлящий Зару был главным
доказательством его значимости и необходимости. В отсутствие войны не
требовался и командующий. Впрочем, такая мысль здесь не могла прийти в
голову никому, кроме него самого.
К тому, что аккумуляторы с корабля оказались сняты, Ра отнесся на
удивление спокойно. То ли он хорошо понял, ради чего это было сделано, то
ли просто доверял своему военачальнику. Хонсу думал, что может угадывать
планы и настроения Ра, последняя беседа утвердила его в этом мнении. Однако
собственные нервы человека были слишком истерзаны, чтобы проникать в чужие
мысли.
Особенно - в мысли бога.
Караван, как обычно, опаздывал. Резервы у Хонсу были, но им полагалось
оставаться резервами. Кроме того, непреклонность в решении вопросов
придавала ему весу: Хонсу чувствовал острую потребность утвердиться в своем
положении главнокомандующего, ибо Зару, которого он ждал уже почти как
избавления от страданий, был к нему безжалостен.
Новую партию минерала Хонсу через заместителя велел отправить в
оружейные. Но, как выяснилось, у Ра в отношении ее были другие планы.
Встретив караван самолично, он тоном, не допускавшим возражений, приказал
Мину, коменданту нижнего храма, заряжать аккумуляторы.
Тот, представив себе реакцию ведущего войско, попытался отказаться.
- Делай, что я сказал, - слегка прищурив полыхающие синим огнем глаза,
проговорил Ра.
Мин, попавший меж двух огней, судорожно сглотнул.
- Я не могу, повелитель, - пробормотал он, не поднимаясь с колен. - Умоляю
простить. Хонсу приказал...
В трапециевидном дверном проеме появился Хонсу и с холодным интересом
уставился на происходящее.
- Что?! Как ты смеешь?
- Приказ ведущего воинов, - еле шевеля губами от ужаса, возразил Мин.
- Ты должен исполнять мой приказ, - с мягкой полуулыбкой промолвил бог. -
Разве нет?
Удар.
Ра сделал это не столько из действительного гнева, сколько желая
припугнуть военачальника, забравшего слишком большую власть. Сила разряда
была смертельной: такого наглеца, как нынешний ведущий войско, не следовало
баловать мелкими предупреждениями.
Хонсу проводил падающего взглядом. Когда он обернулся к Ра, его глаза
были глазами гадюки.
- Это был мой лучший офицер, - заметил он.
- Ты хотел бы отправиться вслед за ним?
- Мне трудно будет найти ему замену, - хладнокровно продолжил человек. Он
неторопливо направился к Ра - огромный и устрашающий, как готовая рухнуть
скала, на голову выше бога и вдвое шире в плечах.
Ра отступил. Ему пришлось отступать, пока он не ткнулся лопатками в
стену.
- Я должен что-то объяснить тебе? - почти нежно спросил Хонсу,
остановившись в полушаге от него. Чудовищная сила и уверенность в себе
окружали человека подобием доспеха, только тысячекратно более прочным…
- Где ты станешь искать замену мне? - все так же спокойно продолжал воин. -
Где твое могущество, о бог и господин мой? Не в сердцах ли твоих преданных
слуг?
Ра оцепенел. Ему казалось, что Хонсу сейчас ударит его. Пальцы таури,
ласковые, если железо может быть ласковым, охватив его запястье, аккуратно
сняли убийственную перчатку.
- И где твоя мудрость? - проговорил Хонсу; в словах его мелькнула насмешка.
- Прости меня, повелитель, я боюсь, что ты одолеешь своих воинов раньше,
чем это сделает Зару.
- Ты заплатишь за это, - прошипел Ра, стараясь не опускать глаз.
- Мне все равно, - взгляд Хонсу был страшен. - А что ты будешь делать
потом?..
Ра задохнулся.
- Иди-ка ты в свои покои, повелитель, - сказал Хонсу таким голосом, что на
лицах работавших расцвели ухмылки.
Глаза бога яростно засветились. Человек по-прежнему улыбался, и гоаулд
вдруг осознал, что с него станется, пожалуй, взять повелителя сейчас за
волосы и выволочь отсюда силой.
Ра покорился.
Спустя несколько часов военачальник поднялся к вершине пирамиды.
Хонсу вошел, как входит власть и смерть: мгновенно заполнив собою
огромный зал. Гоаулд резко обернулся к нему, пытаясь хранить прежнюю
надменную безучастность.
- Ты стал слишком дерзок, раб, - начал он, не в силах сообщить голосу
надлежащую уверенность, - я не намерен терпеть такое поведение дальше…
Губы человека искривились в усмешке.
- Демон, - пробормотал он и твердым шагом направился к Ра.
И тот вспомнил, что безоружен.
Таури швырнул его на пол тяжелой оплеухой. Лицо Хонсу, застывшее в
мертвой полуулыбке, не выражало ничего.
Давящий ужас пригнул гоаулда к холодной тверди. Сама Гибель стояла над
ним, и зыбкая тьма плескалась в безучастных глазах. Это был корабль Ра, его
планета и его раб - но он ничего не мог.
- Ты будешь делать то, что я скажу, - с каким-то сожалением проговорил
Хонсу, - и говорить тогда, когда я позволю. И никогда, слышишь? - никогда
не смей повышать на меня голос.
Он помедлил.
- Ты понял?
Ра медленно взглянул на него снизу вверх. И под этим взглядом ледяная
злоба, владевшая душой Хонсу - злоба, корнем которой была обманутая вера и
невознагражденная любовь - растаяла вмиг.
Однажды Хонсу, будучи еще подростком, забрел в пустыню. Вдали от
дворца, на площадке, где их учили управлять виманами, выдался свободный
час, и он решил прогуляться. В конце концов, он никогда не видел пустыни.
Нил третий год подряд почти не поднимался со своего ложа; стояла
жуткая сушь. Впрочем, слуг Ра это не волновало, недостачи они не испытывали
никогда и ни в чем. Божественному гневу крестьяне предпочитали простую и
привычную голодную смерть. Но засуха поразила все, и окрестности имели
удручающий вид. Пустынные растения, и так-то нетребовательные к влаге,
погибли почти все.
В зарослях мертвого кустарника Хонсу приметил шевеление. Подойдя, он
увидел комок грязных перьев и два больших черных глаза, напряженно
взиравших на страшного человека. Это был крупный пустынный коршун, жестокий
хищник крестьянских сказок; от голода он совершенно обессилел и прятался у
корней тамаринда, ожидая смерти от истощения или в зубах более удачливого
хищника.
Летать коршун не мог. Глядя на Хонсу, он ежился и трепыхал крыльями,
но даже не шипел, смирившись со своей участью. Юноша подошел и поднял его.
Большое мускулистое тело птицы так иссохло от голода, что, казалось,
состояло из одних перьев. Коршун не попытался оцарапать или укусить
человека, только шевельнулся в его руках и нахохлился.
Сердце Хонсу сжали железные когти. Сраженный боец, молча ожидающий
смерти, коршун не заслуживал жалости, подобно хныкающему рабу, - он был
достоин сочувствия.
Юноша разжевал кусок сушеного мяса и дал ему. Птица, не чинясь,
послушно взяла корм; ощутив ладонью движение ее горла, Хонсу вздрогнул от
радости. Он влил в клюв коршуна немного воды из своей фляги, и, не
удержавшись, погладил его по голове. Тот безропотно снес ласку. В
поблескивающих темных глазах стоял удушенный страх, мука и еще одно
чувство, странное и пронзительное - доверие безысходности. Коршун был
беспомощен перед человеком, и потому доверялся ему. Что толку бояться того,
кто всесилен…
Хонсу не стал брать его с собой, - он не собирался унижать гордого
хищника попытками приручить его, да и знал, что это невозможно. Но он еще
раз напоил птицу и оставил рядом все, что имел с собой съестного. Придя
снова, он не нашел коршуна и участи его не знал.
Хонсу не был чувствителен. Мимо издыхающего щенка он прошел бы
равнодушным, но коршун поразил его. До какого предела отчаяния дошло это
злое, сильное, свободное существо, чтобы вот так покоряться известному
врагу и убийце!
Этого-то коршуна сейчас напомнил ему Ра. У него был несчастный вид. У
человека может быть несчастный вид. И у кошки может быть несчастный вид. И
демон может выглядеть испуганным и беззащитным… Хонсу подумал, что ради
одного такого взгляда он мог бы вырвать Скорпиону сердце.
Гоаулд все так же покорно смотрел на него снизу вверх, ожидая.
Хонсу опустился на колени подле распростертого на плитах демона. Тот
прикрыл глаза. К горлу военачальника поднялся ком; Хонсу не знал, что
делать, чувствуя себя осиротевшим. Ведь он верил, верил, всю жизнь… Пускай
то были сказки для детей и простодушных, пусть в мире не было чудес, на
земле или в небе; но как он сможет жить без своего бога?
Без своей любви?
- Демон, - шепотом сказал человек.
Демон не шелохнулся. Темные веера его ресниц лежали на посеревших
щеках. Какое простое и благое дело - убить демона… Эти птичьи кости можно
раздавить голыми руками. Только протянуть руку…
Хонсу протянул руку. Осторожно коснувшись пальцами подбородка, заставил
Ра поднять голову и в который раз залюбовался его лицом.
"Отдай его мне", - прозвучал позади глаз Хонсу знакомый голос. -
"Отдай, и все встанет на свои места. Ты вернешься к людям, ты вновь
обретешь друга, ты найдешь настоящую, правильную любовь. Отдай. Я хочу его
смерти".
- Ты понял меня, демон? - хрипло повторил таури.
- Да… господин, - ответил низложенный бог.
Что-то содрогнулось внутри.
"Ты демон", - подумал Хонсу. - "Но ты мой демон. И я никому тебя не
отдам".